Мироустройство

Представления субъективные, но при этом общие для всех человеческих сознаний, за самым малым исключением, — есть более или менее устойчивые модели, или точки опоры разума, позволяющие людям идентифицировать себя в текучем мире энергий.

Одна из таких необходимых мнимостей — молодость, которая представляет собою лишь временное и чрезвычайно подвижное состояние развивающегося существа. При этом молодость не обнаруживает своего свойства изменяться, а напротив — кажется себе неизменной и вечной.

Молодость — это ощущение себя обладателем многих, едва ли не бесконечных, возможностей и достаточного времени для их осуществления.

Но как только человек осознаёт, что на всё сил и времени ему не хватит, — на смену молодости приходит зрелость: начинается период «экономии» того и другого, максимальной внутренней концентрации ради достижения цели, представляющейся оправданием жизни. При этом и цель видится уже не столь незыблемым ориентиром: она непрестанно отодвигается в область более значимых величин.

Старость — это понимание собственной ограниченности, недостаточности во всём, что касается жизни проявленной, материальной. Но при этом ощущении возможно и сопутствующее: что душа неустанно продолжает восхождение, и оно тем результативнее, чем менее слышны гулы телесных позывов. Мир плоти как будто растворяется в лучах необыкновенного Света, который в молодости не был таким ярким. Меняется источник Света — вот чем характеризуется старость.

Мы, конечно, говорим о том, чем она должна быть.

Но не каждый стареющий человек вовремя обнаруживает в жизни новый источник Света. Те, кто упорно раздувает гаснущий фонарь, не могут найти оправдания своему естественному и постепенному затуханию — и оттого несчастны. Они не задумались над тем, что жизнь даётся им для развития души, а не тела, временного пристанища её. Они не заметили, как изменились их собственные лучи: прежде они были так огненны, что оплавляли земные образы, а теперь обрели (или, по крайней мере, должны были обрести) иное свойство — озарять ровным светом проявляющиеся в душе образы небесные. Человек, научившийся узнавать в земном небесное, таким способом обнаруживает единую природу мнимых противоположностей.

Если детство — переход от полноты небесной к обретению новой полноты, усиливающаяся слиянность с миром Земли, который ошеломляет развивающееся сознание, то старость — чувство вынужденной отлучённости от мира земных радостей, почти исчерпанности своего жизненного сосуда.

Как болезненный симптом, поначалу редкий, кажущийся случайным, свидетельствует о неблагополучии в организме, так и старость сообщает о своём приходе неким внезапным, «толчкообразным» проявлением изменившегося внутреннего состояния. Не только физического, но и духовного, ментального, пусть это и звучит для вас странно, даже нелепо.

Молодость не зависит от состояния тела — больное оно или здоровое, ограничивает ваше ощущение «всемогущества» или нет. Молодость всегда полна желаний и придумывает способы преодоления препятствий. А вот старость ищет возможности уклониться от них, смириться с ними, приспособиться. Человек, который уже устал преодолевать испытания, помучился, ищет отдыха в таком непротивлении. То, что прежде казалось ему желанным и легко осуществимым, утрачивает свою необходимость и привлекательность. И если такое отношение к жизни делает человека более устойчивым в ней, это и есть его опора. Она же — старость, некий измерительный инструмент жизненных сил.

Но силы души меряются иною мерой. Они не зависят от биологического, от состояния тела. Очень часто человеку как раз необходимо испытать внутренний разрыв со своим телом, хотя бы временный, и почувствовать «непослушность» плоти — чтобы воспарить духовно.

То, что такое состояние оставляет возможность быть полноценным человеком, обнаруживается им довольно быстро. Ибо духовный подъём, просветление (если оно произошло) окутывает такого человека некой особой аурой, на которую обращают внимание окружающие его люди — и тянутся к нему, и чувствуют его превосходство над обладателями почти совершенных тел. Неожиданное признание духовных достижений физически немощного человека приводит к тому, что он возносится в духовные выси ещё дальше.

Конечно, если не соблазнил его на этом пути грех гордыни. Всё подвижно, всё в любой миг способно обратиться в собственную противоположность.

Старость — время самых больших перемен. Ибо она определяет себя как гармоничное сочетание обретённого жизненного опыта с новым — а вообще-то просто вновь увиденным и узнанным, хорошо знакомым — Светом, который, в отличие от недолгого излучения плоти, озаряющего жизнь, никогда не погаснет.

Но этот метаморфоз должен стать естественным ходом событий для воплощённой души. Она приближается к Вечности, изменяясь именно таким образом: от полноты инобытия к новой полноте — ещё большей, как бы странно ни звучало такое определение. Жизненные впечатления делают это возможным. И чувства, наполняющие жизнь, — но если это любовь, а не её противоположность, умаляющая душу. Потому лишь любимое даёт ощущение полноты бытия, и чем больше любимого было в жизни, тем возвышеннее старость, тем менее страшна смерть, тем подвижнее, неотчётливее порог между жизнью и смертью. Ибо если  видел человек в том, что любит, Свет Господень, тем легче ему отрываться от земного.

Старость — приближение к порогу, который, чем человек мудрее, тем более условен, тем менее различим.

На то и даётся человеку изменяющееся тело, чтобы он испытал всю палитру чувств, всю многогранность отношения к бытию — ради обладания ещё одним, определяющим энергетическим слоем, или свойством души: обретать Свет независимо от того, скрыт он в чём-то проявленном или имеет отчётливо небесную природу. При помощи этого слоя, усиливающегося на протяжении воплощений, душа может — а точнее, должна — стать неугасимой.

Возраст — то, что человек чувствует, опираясь на своё отношение к миру.

Жажда познавать мир Земли, но совершенно оторванная от памяти о небесном бытии, отнюдь не свидетельствует о «детскости». Увеличивающийся опыт земной жизни в сочетании с жаждой познания метафизической природы мира — это уже не молодость. Новый Свет, обретённый не в конце жизни, а в её середине, — это не старость, а опора зрелого духа. Все границы, все определения возраста так условны, что возникают несоответствия между телом и духом. Иногда эти несоответствия прекрасны и благотворны, чаще же — трагичны и нелепы. Но всё же нужно  помнить: любое деление волны на отрезки — та условность, которая важна для человека, но не для Неба. Так и следует относиться к условности. И не называть деятельную, бодрую, осмысленную старость молодостью души. Для души это совсем не похвала. То, что не имеет отношения к условной величине времени, надеется в конце земного пути почувствовать свою полноту, а не остаться лишь безоглядным движением, лишь стремлением к полноте.